Стратегическое равновесие как шанс Украины в многополярном мире

Константин Грищенко - дипломат, Министр иностранных дел Украины; интернет версия издания «Зеркало недели. Украина» №9, за 09 марта 2012, 21:50. (фото: zn.ua)

При взгляде на современную международную политику вспоминаются слова Бисмарка о том, что искусство государственного деятеля в том, чтобы «услышать в шуме истории шаги Провидения и пройти за ним некоторый отрезок пути». Мы живем в эпоху, когда в мировой политике и экономике происходят масштабные перемены, а назревают — еще более масштабные.

Если бы Бисмарк жил сегодня, то увидел бы в этих изменениях шаги воистину исторического размаха. И рецепт действий предложил бы тот же: увидеть новую историческую динамику — осознать ее — задействовать на благо своей страны. В последние 20 лет маятник истории качался быстрее, чем в предыдущие эпохи.

Мы привыкли находиться на распутье. Но вполне возможно, что с момента распада СССР решения, которые мы принимаем сейчас, еще никогда не были такими определяющими. Моя статья — об этом.

Исторический момент

Исторический момент — это момент, когда начинается новая эпоха и когда государства мира определяют свое в ней место. Соответственно, это момент, когда должны были бы утихнуть эмоции, политическая ревность и амбиции. Это момент, когда единственно ответственным подходом в политике является трезвость взгляда и выводов, ибо от них зависит успех государства на десятилетия вперед. Подобный момент Украина переживает сегодня.

Для начала нужно признать, что Украина, как и большинство стран мира, стоит на пороге новой международной реальности, которая будет или с выраженным знаком «плюс» или с таким же выраженным знаком «минус». Полоса глобального процветания в последующие десять лет настолько же вероятна, как и экономический кризис, который приведет к пересмотру привычных основ международной жизни. Украина должна быть готова и к первому, и ко второму сценарию. Самое главное: в какую бы сторону ни покатилось колесо истории, в природе не существует сценария, при котором эти глобальные перемены не оказали бы прямого влияния на внешнюю политику Украины. Важно осознать — какого именно.

Кризис (или обновление) Запада. Экономическое измерение

Нет смысла оспаривать, что Запад находится в кризисе. Возможно, наибольшем со времен Второй мировой. Он имеет три измерения — экономическое, геополитическое и идеологическое.

Экономическое измерение — наиболее очевидное.

Финансовые потрясения 2008—2009 годов и нынешний кризис еврозоны показали, что выстроенная на Западе система социальных гарантий теряет стабильность на фоне углубления негативных демографических тенденций и массового переноса промышленных производств на Восток. То, что еще недавно казалось прочной финансовой опорой, на глазах уходит из-под ног целых поколений. Компании, заводы, а иногда и целые отрасли перемещаются в Китай, Индию, Индонезию… Это касается как многих членов Евросоюза, так и Соединенных Штатов.

Несмотря на масштаб надвигающихся проблем, США находятся в лучшей диспозиции для их решения. Имея более консолидированную, чем в ЕС, власть, более мобильное население, а также статус доллара как мировой валюты, Вашингтон имеет пространство для противодействия негативным экономическим тенденциям. Наиболее радикальный механизм — периодическое повышение планки государственного долга. В том числе путем вливания на рынок новых долларов, которые подкрепляются доверием жителей Земли, хранящих сбережения в американской валюте.

Результатом стал финансовый «пузырь» астрономических пропорций. С 26 января потолок национального долга США составляет 16,4 трлн. долл. В стране усиливается понимание, что этот путь опасен, и что государство не может себе позволить развиваться в том же духе. В частности, придется больше экономить, взимать более высокие налоги и искать новые пути поощрения национального производства. Возможности для этого будут, в частности, в свете того, что иракская и афганская кампании завершаются. Но никто не даст гарантий, что сокращение государственных расходов и рост налогов не создадут еще более гнетущий эффект в экономике. Другими словами, у Америки впереди сложный и ответственный период, на протяжении которого она, вероятно, сосредоточится на своих внутренних проблемах.

Европейский Союз стоит перед вызовами аналогичного порядка, но его ситуация сложнее. По крайней мере, по трем причинам.

Во-первых, кризис застал ЕС в тот момент, когда он еще не выработал оптимальный (для своего расширенного формата) механизм принятия решений. В условиях экономического шторма государственному кораблю нужен не только умелый капитан, но и эффективная система навигации. На еэсовском корабле «капитанов» несколько, а система навигации, вопреки модификациям последних лет, все еще громоздкая. Популярная ныне концепция выхода из кризиса путем углубления интеграции звучит вполне логично. Но если это будет углубление «по образу и подобию» одного из членов ЕС, то в Евросоюзе могут возникнуть новые внутренние линии напряжения.

Во-вторых, все бонусы и гарантии «социального государства», которые многие годы были предметом гордости ЕС, настолько глубоко проникли в кровь европейцев, что любая их коррекция потребует особо болезненных усилий не только на политическом, но и на глубоко индивидуальном уровне. В ближайшие годы жителям ЕС придется пожертвовать некоторыми комфортными привычками, выработать более жесткие модальности повседневной жизни. Это путь, на котором может произойти изменение политического ландшафта. В частности подъем политических сил, исповедующих популистскую и изоляционистскую идеологию.

В-третьих, перед ЕС стоит проблема еврозоны, при создании которой были допущены ошибки и дисбалансы. Их исправление является сегодня, в том числе по изложенным выше соображениям, трудной задачей.

Ситуация сложная, но не трагическая. Экономические проблемы Запада — и американские, и еэсовские — реально решить. Но для этого нужно переосмыслить вещи, казавшиеся до сих пор фундаментальными. И речь идет не только о пересмотре основ «социального государства». Речь идет о новых моделях взаимодействия государства и корпоративного бизнеса. Речь идет о новом уровне контроля над деятельностью финансовых рынков (реформа Додда—Франка в США была лишь первым шагом на этом пути). Речь идет, наконец, о переосмыслении места Запада на весах глобального геополитического влияния. И здесь мы переходим ко второму измерению кризиса.

Кризис лидерства

Геополитический кризис современного мира — это, прежде всего, кризис лидерства. Двухполюсный мир канул в Лету. Туда же девался и однополюсный. Прогноз о том, что им на смену приходит многополюсный, представляется логичным, но скорее — на перспективу. На сегодня мир выглядит скорее как мир без выраженного геополитического лидера. США и ЕС сосредоточились на себе, а «молодые тигры» еще не выработали традиции экспансионистской политики на глобальном уровне. В геополитическом понимании мы опять-таки стоим на пороге новой реальности, которая не обязательно будет со знаком «плюс». Хотя основания для оптимизма есть. Например, в том, что Запад воспринимает надвигающиеся изменения без излишнего трагизма.

Мало кто сомневается, что, начиная с 2025 года, КНР будет мощнейшей мировой экономикой. Кто-то считает, что с 2018-го. Это уже ставит США и, в меньшей степени, ЕС перед необходимостью пересмотра их глобальной повестки дня. В дальнейшем эта тенденция только усилится.

Специфика ситуации заключается не только в том, что Запад будет вынужден посвятить ближайшее десятилетие решению своих экономических проблем. Она состоит и в том, что другие регионы мира переживают период самоутверждения, осознания собственных амбиций и возможностей на международной арене. Время впечатляющего глобального экономического роста (а именно такими были последние 20 лет) создало уникальную ситуацию, когда на смену одному мировому лидеру приходят десятки региональных — с глобальной перспективой и стремлениями. Происходит децентрализация глобального влияния, образуется новая система международных отношений, в которой США по-прежнему будут неотъемлемой составляющей, но уже в большей степени как посредник. И, судя по риторике Вашингтона, он к этой роли морально готов.

Соединенные Штаты не утратят место глобального лидера. Но перестанут быть единственным лидером. И, возможно, после «десятилетия войн» такая роль пойдет Америке на пользу. Ей нужна пауза — и для того, чтобы привести в порядок внутренние дела, и для того, чтобы восстановить доверие. Мы видим, как президентская кампания в США разворачивается на фоне дискуссии о том, будет ли это столетие снова американским и нужно ли Америке еще одно «американское столетие». Американцы сами должны ответить на этот вопрос. А от себя скажу: пьедестал глобального лидерства достаточно широк и для Америки, и для других. Однако без Соединенных Штатов представить его трудно.

Переосмысление идеологии Запада

Идеологическое измерение продолжающихся на Западе изменений — это, прежде всего, переосмысление своего места в мире. Как упоминалось выше, в случае США это означает постепенное ограничение повестки дня глобального лидерства и географический сдвиг приоритетов. Вместе с тем в случае с ЕС это означает изменение идеологии того, что мы привыкли называть европейским объединением.

Идеологический импульс европейского объединения, которое достаточно долго было определяющей чертой развития на континенте, идет на убыль —отчасти в силу цикличности, а отчасти под влиянием внутренних проблем ЕС. Как в политических кругах, так и на уровне избирателя приходится слышать мнение, что глава истории, связанная с объединением континента, в целом завершена, и что проект «Единая Европа» состоялся. Этим объясняются все новые и новые правовые препятствия, возникающие на пути новых волн расширения (например, в виде положения об обязательном их одобрении на референдумах в ряде членов). Соответственно, после присоединения Балкан можно ожидать продолжительной или даже очень продолжительной паузы в процессе расширения ЕС на Восток.

То обстоятельство, что значительная часть Европы осталась за рамками ЕС, не вызывает у большинства европейских лидеров ни эмоционального, ни политического дискомфорта. Особенно это касается европейских амбиций двух крупных игроков — Украины и Турции. Существует стереотип, что их присоединение нарушит баланс сил в Евросоюзе, разрушит демографическое равновесие и приведет к финансовым расходам, которых ЕС не может себе позволить. В этих оговорках больше эмоций, чем рациональных расчетов. Однако именно их иррациональность делает дискуссию о европейской перспективе для Украины и Турции особенно сложной.

В более общем плане философия внешней политики трансатлантического Запада не может не меняться и под влиянием того обстоятельства, что с подъемом Китая в мире появляется несколько моделей успешной модернизации. Экономическая и политическая «вестернизация» уже не является единственным путем к успеху. Современный Восток — это новый, в какой-то мере, альтернативный путь, элементы которого могут позаимствовать остальные страны мира. Но и тут главное — трезвость, отсутствие эйфории. Ведь и на Востоке не все так просто.

Подъем Востока

Показатели экономического подъема КНР воистину впечатляют. Головокружительная полоса роста продолжительностью в три десятилетия (в среднем 10% в год). Выход 440 миллионов человек из вопиющей бедности. Рывок от маргинальной аграрной страны к современному урбанизированному «производственному цеху» мировой экономики.

Китай нашел оптимальное сочетание коммунистической идеологии, рыночной экономики и новаторского «государственного капитализма». Оптимальное — по крайней мере, для себя и для эпохи избытка демографических ресурсов. То обстоятельство, что эта эпоха не бесконечна, а также периодические признаки социального напряжения в отдельных китайских провинциях еще не означают, что Китай начнет выдыхаться. Но это означает, что и ему в ближайшее десятилетие придется искать новые подходы, чтобы поддержать высокий темп экономического роста, оставаться привлекательным для инвесторов, поддерживать положительное сальдо торгового баланса и, самое главное, дать своему населению чувство индивидуальной причастности к успеху государства. Неожиданная для многих жизнеспособность модели государственного капитализма, с одной стороны, и приход к власти нового поколения китайской элиты — с другой, дает основания считать, что Китаю по силам не только рост, но и необходимые трансформации.

Положительная динамика вырисовывается и на многих других растущих рынках Востока. В благоприятных в целом условиях современной мировой экономики политическая стабильность, предсказуемые правила игры в экономике и положительная демография открывают двери к экономическому прорыву десяткам новых игроков. По прогнозу PricewaterhouseCoopers, уже через 10—15 лет среди ведущей пятерки экономик мира только две будут представлять Запад, а три — Восток. В первой двадцатке Запад будут представлять только шесть. Остальные будут из Азии, Латинской Америки и Африки.

Государства, на протяжении веков считавшиеся больными, становятся залогом мирового экономического здоровья. При этом оздоровление Востока вовсе не означает упадка Запада. Наоборот, современный мир настолько взаимозависим, что высокий уровень развития экономики почти автоматически означает высокий уровень интеграции с другими экономиками. И поэтому подъем Востока без одновременного «обвала» на Западе не только не является парадоксом, но и представляет собой единственно возможную сегодня форму продолжения экономического подъема на глобальном уровне. В этом уникальность нашего времени и шанс для Украины, для которой нахождение на изломе цивилизаций столетиями было источником проблем, а нынче может стать источником новых возможностей. Для этого необходимо стратегическое равновесие во внешней политике. И тут ключевое место занимает Россия.

Россия. Страна между эпохами

Российская Федерация — наш ближайший сосед и главный торговый партнер. В свете исторических связей и родственных уз, связывающих наши страны, для миллионов украинцев она больше, чем просто сосед и просто партнер. Она — своеобразный психологический маркер в самосознании и мировосприятии миллионов украинцев. Для кого-то — как вторая культурная родина. Для кого-то — как государство, страдающее от тех же постсоветских недостатков, которые присущи и самой Украине и от которых она стремится избавиться на пути евроинтеграции.

Перефразируя популярный в нынешнем российском политическом лексиконе термин, Россия является частью «украинского мира». Этим объясняется как мощность взаимного притяжения двух народов, так и взаимная чувствительность к любым разногласиям в вопросах внешнеполитической доктрины, внутреннего развития и, конечно же, двусторонних отношений. Высоковольтный эмоциональный фон отношений Украины и России является их наиболее характерной чертой, причем как на уровне политического класса, так и на уровне рядовых избирателей. Это приводит к политизации многих вопросов, а, следовательно — и к спекуляциям на них. Строя планы на новую эпоху, следует абстрагироваться от эмоций.

Говоря о подъеме одной части мира и кризисе другой, Россию пока трудно отнести к первой или второй категории. Она восстановила свой статус мирового игрока и независимый голос. У нее нет комплексов в диалоге с Западом и Востоком. А с другой стороны, Россия, как и Украина, все еще находится между эпохами. Как надолго — покажет время. Я выделил бы четыре момента, которые влияют на позицию России на международной арене (и, возможно, подтолкнут ее к изменениям).

Во-первых, в эпоху нарастающей глобальной конкуренции за ресурсы Россия с ее запасом ископаемых и другим природным «приданым» получает особый статус. От российских энергоносителей зависит бесперебойное функционирование огромного сегмента мировой экономики. Это не обязательно роль энергетического придатка. Это скорее роль глобального игрока, вступающего в новую эпоху с колоссальной форой по сравнению с другими. И уже от самой России зависит, как она этой форой воспользуется.

Во-вторых, векторы взаимного влияния расположились сегодня таким образом, что Россия нужна и Западу, и Востоку. Отсюда и новая тональность в отношениях с ЕС, и «перезагрузка» в отношениях с США (думаю, она возобновится, как только завершатся президентские кампании в двух странах). Отсюда и активный диалог, торговля России с Китаем, Индией и другими растущими рынками. Россияне могут ностальгировать по СССР, но объективно, с геополитической точки зрения, конец мировой биполярности пошел России на пользу. Советский Союз был для стран мира или противником, или другом. Современная же Россия — глобальный игрок, в благосклонности которого заинтересованы почти все. А как минимум — в том, чтобы Россия не была врагом. Для Украины этот момент особенно актуален.

В-третьих, Россия демонстрирует обновленное национальное сознание, базирующееся, прежде всего, на осознании былого величия российской нации и стремлении перенести это величие в новую эпоху. Это осознание, которое иные называют новым российским национализмом, — общий знаменатель, объединяющий как современную российскую власть, так и большинство ее критиков внутри России. Внешние критики могут видеть этот процесс как возрождение имперского духа. Однако объективно это фактор, который позволяет России «сосредотачиваться», развиваться как единому целому. Для Украины существенно, чтобы это развитие не имело антиукраинской составляющей.

Наконец, четвертый фактор заключается в том, что Россия все еще ожидает плодов провозглашенной политики модернизации. РФ хочет восстановиться как региональный лидер. У нее есть объективные предпосылки быть таким лидером для огромной части постсоветского пространства. Но чтобы эти предпосылки были воплощены в жизнь, она должна стать для своего окружения знаком действительно эффективных экономических преобразований. Завершение президентских выборов дает шанс на такие преобразования. Надеюсь на их успех.

Путь Украины

Итак, Украина вступила в третье десятилетие своей независимости на фоне выраженного замедления западной экспансии, экономического подъема Востока и возобновления сильного национального духа в России.

Экспансия Запада (в виде глобального лидерства США и расширения ЕС) — это фактор традиционно важный для многих украинских политиков. Некоторые построили целую философию на тезисе Бжезинского о том, что Украина — это ключ к «имперскому статусу» РФ, и что в этом наша главная геополитическая ценность. Не задумываясь над тем, в чем же будет ценность Украины, когда этот «имперский статус» перестанет волновать Запад. Как пел когда-то Гребенщиков, «Если твой путь впечатан мелом в асфальт, куда ты пойдешь, когда выпадет снег?»

В условиях, когда на месте однополюсного мира возникает многополюсный, можно считать, что «снег» выпал. Окружение Украины кардинально изменилось, даже по сравнению с концом девяностых. Изменилась Россия. Запад поменял свои приоритеты. Но надо ли нам менять наши? Приоритеты — нет. Пути их реализации — да.

Лучше быть строительной площадкой Востока и Запада, чем полем битвы между ними. А чтобы быть интересным для мира именно в этом качестве, нужна внешняя политика, жестко привязанная к интересам бизнеса. Политика прокладывания новых торговых путей. Политика, в которой абсолютным приоритетом является гражданин.

Какая внешнеполитическая концепция лучше всего соответствует этим требованиям и потребностям модернизации Украины? ЕС был ответом на все вопросы, пока финансировал, опекал и направлял трансформацию в странах-кандидатах. Сегодня у него субъективно нет желания (а также объективно нет ресурсов) видеть Украину в качестве страны-кандидата. Это может измениться в перспективе, но сейчас нам нужно принять это как данность, которая будет непосредственно влиять на европейскую политику Украины в ближайшее десятилетие. И соответствующим образом формировать свою политику.

Модернизация Украины

В современной Европе просматриваются две модели успешной модернизации. Назовем их условно — польская и турецкая. Первая сводится к тому, что государство декларирует политику реформ по европейскому образцу, мобилизует национальный ресурс и проводит эти реформы, получая на каждом из этих шагов искреннюю и щедрую поддержку ЕС. Вторая сводится к тому же, только поддержка ЕС уже не является решающим моментом.

Польская модель — это осуществление модернизации по критериям ЕС в процессе обретения членства в ЕС. Турецкая — это модернизация по критериям ЕС в условиях неопределенности относительно будущего членства.

В условиях, в которые мы поставлены, Украине нужна европейская политика, близкая к польской, еще более близкая — к турецкой, но все же с выраженной украинской спецификой.

Специфика, во-первых, заключается в том, что вступление Украины в ЕС остается целью, но эта цель зависит не только от нашего прогресса, но и от ряда объективных составляющих европейского развития (финансовой кондиции ЕС, успешности его реформирования, популярности идеи дальнейшего расширения и т.п.).

Соответственно, поскольку модернизация Украины по европейским критериям зависит от нас самих, а евроинтеграция — и от нас самих, и от других, то и ударение нужно делать, в первую очередь, на модернизации и только во вторую — на евроинтеграции.

Во-вторых, несмотря на последовательную поддержку наших друзей в ЕС (за которую мы признательны), на пути нашей евроинтеграции не будет ни щедрых субсидий, ни эйфорических политических заявлений, ни, тем более, консенсуса. Какими бы ни были наши успехи, в ЕС всегда найдется «страна N» (часто можно даже догадаться, какая именно), которая будет блокировать нас по собственным эгоистическим соображениям. Будут ситуации, когда то, что выдавалось другим странам авансом, нам придется «выгрызать». Новая Европа будет более эгоистичной. В ней будут ситуации, когда даже выраженно проевропейская Украина не будет иметь влиятельных «адвокатов». Нужно быть готовым к этому.

Почему нужна евроинтеграция

Возникает вопрос: если политический фон настолько изменился, если идеологический импульс европейского расширения настолько очевидно выдыхается, то нужна ли привязка Украины к ЕС вообще? Нужна, и вот почему.

Во-первых, то обстоятельство, что идеологический импульс расширения уменьшается, вовсе не означает, что он не будет возмещен за счет импульса экономического. Тезис о том, что Европе необходимо объединение технологического ресурса на Западе и энергетического на Востоке, вполне правомочен. Он может вылиться в новую форму европейского единения при участии Турции и постсоветских стран, прежде всего по линии четырех европейских свобод — свободы передвижения людей, товаров, капиталов и услуг. Более глубокий уровень интеграции многим украинским избирателям и не нужен.

Во-вторых, ЕС для нас важен не столько как комфортабельный дом, куда мы хотим въехать, сколько как инструкция по строительству собственного комфортабельного дома. Европейская интеграция в нашем случае — это схема имплементации европейских рецептов успеха на украинской почве. А об имплементации вещей, которые в свете кризиса не напоминают рецепты успеха, можно еще и подумать. Амбивалентность ЕС в вопросе членства Украины (а она была всегда, независимо от критичности нашего диалога) развязывает нам в этом плане руки.

В-третьих, Европа, даже при всех своих нынешних проблемах, — это образ успеха для большинства украинцев. Это знак надежды, который украинский политикум прививал украинскому избирателю в течение двух десятилетий. Идея будущего членства в ЕС прочно сидит в сознании украинского избирателя. Ориентация на ЕС стала «общим местом» для всех ведущих политических сил в Украине. Выбивать эту основу из-под ног — означает вносить во внутриполитическую жизнь элемент смятения.

Следовательно, европейская политика Украины должна сохранить свой приоритетный статус, но стать более приземленной, прагматичной. Для нас важна модернизация Украины и открытость Европы (в рамках уже согласованных Зоны свободной торговли и Плана действий относительно либерализации визового режима). Вместе с тем европейская политика — это часть более широкой концепции, связанной с модернизацией страны. Она отвечает на вопрос, куда мы стремимся, но лишь отчасти — на вопрос, как туда попасть. На этот вопрос должно ответить, среди других факторов, наличие настоящего стратегического равновесия по другим направлениям.

Россия — как перспектива и вызов

В современном мире вопрос успешных реформ — это, прежде всего, вопрос успешной инвестиционной политики. Откуда придут инвестиции? Почему бы не из России? Она близка к нам исторически и культурно. Торговля с ней бурно растет. У нее есть свободный капитал. У нее есть интерес.

Проблема в том, что часто этот интерес не столько экономический, сколько эмоциональный. Инвестиционные дивиденды РФ может получить от любой растущей экономики мира. Даже запланированный Евразийский союз, вопреки распространенному мнению, может функционировать и без украинской компоненты. Но иногда складывается впечатление, что только возврат Украины в свою зону влияния даст некоторым российским политикам ощущение возврата к обычному порядку вещей, к «норме». В этом — препятствие. Мы готовы инвестировать в партнерство свой экономический потенциал, но не готовы жертвовать стремлением строить Украину именно по европейским критериям.

Это во-первых. Во-вторых, частично в силу ментальной привычки, а частично и под сознательными политическими влияниями, теории Украины как некоего «чужого проекта» находят в сознании некоторых россиян лучший резонанс, чем идея дружеской к России, но отдельной от нее украинской государственности. Тем самым для перспективных отношений создается не совсем здоровый фон. Над его улучшением надо работать. Нужно расширять понимание «нормы».

С другой стороны, стремление к партнерству с РФ — это константа нашей внешней политики. Как часть «украинского мира», Россия всегда будет для нас одним из полюсов притяжения. При благоприятных обстоятельствах она может быть самым дружеским, понимающим партнером — и в реализации экономических целей, и в укреплении национальной безопасности. Да и при неблагоприятных — не надо впадать в истерию и негативизм. Нужно оставаться собой, то есть европейской демократией, и целеустремленно, искренне развивать отношения партнерства там, где Россия к этому готова.

А хорошие нынче времена или не очень — решается сейчас. И будет зависеть не в последнюю очередь от нашей совместной способности разрешить «энергетические споры» на основе долгосрочных стратегических интересов и стандартов, принятых в современном мире.

Следовательно, и Россия, партнерство с которой могло бы быть ответом на базовые вопросы внешнеполитической стратегии Украины, на самом деле является только частью ответа.

Расширение горизонтов

Мы существуем между двумя магнитами влияния, и по каждому из них существует свое взаимное притяжение и свои линии напряженности. Кроме этих двух направлений, приоритетность которых не подлежит сомнению, в многополярном мире нужны партнеры, не отягощенные скрытой повесткой дня или стремлением навязать свою волю. А найти их можно, только выйдя за рамки, которыми мы традиционно ограничивались. Необходимо искать партнеров, заинтересованных в экономических дивидендах и политической выгоде, которую принесет сотрудничество с Украиной, но готовых принимать ее такой, какой она есть. То есть независимой, демократической, с собственным, украинским, набором приоритетов, в чем-то пророссийской, в чем-то проевропейской, а частично — «вещью в себе».

Взять хотя бы Турцию. Самая динамичная экономика в Европе, которая, во-первых, рядом, а во-вторых, заинтересована в Украине. В-третьих, у Украины и Турции если не идентичная, то схожая ситуация в диалоге с ЕС. В-четвертых, именно турецкая модель модернизации (европейская по ориентирам, самостоятельная по реализации) наиболее близка Украине.

Этот последний аргумент, по моему мнению, самый важный. В последнее десятилетие мы увидели, как под уверенным руководством премьер-министра Эрдогана Турция провела успешные реформы и прошла впечатляющую трансформацию — внутреннюю и внешнюю. После продолжительного периода неопределенности, кризисов, коррупции, розни турецкий народ объединился и осуществил прорыв в новую национальную реальность. Те, кто видит за многочисленными украинско-турецкими правительственными контактами, в том числе на уровне президента Януковича и премьер-министра Эрдогана, что-то большее, нежели просто дипломатическая рутина, правы. Это действительно больше, чем рутина. Это, во-первых, зарождение нового регионального тандема, а во-вторых, заимствование опыта, который может быть для Украины действительно полезным. В том числе опыта интегрирования национальной экономики в мировую не при посредничестве существующих интеграционных объединений, а напрямую, самостоятельно.

Более отдаленный, но перспективный партнер — Китай. Были годы, когда, пытаясь опередить время на европейском направлении, мы откровенно отставали на китайском. Наверстывать непросто. Но иного пути у нас нет. Китай — это глобальная сила. Причем на поле европейской политики у него есть все шансы быть силой спокойной, ненавязчивой, а это для нас особенно интересно.

Хорошо, что украинская власть наконец-то консолидирована. Еще лучше, что она не имеет сильной идеологической окраски и направлена, прежде всего, на наведение в стране порядка. Перефразируя Киссинджера, Китай, как и другие страны мира, наконец, имеет «номер факса», который надо набирать, когда нужно вести диалог с официальным Киевом.

Две вещи, поразившие меня при поездках в КНР в последние годы. Первая — осведомленность китайской стороны, ее понимание непростых реалий украинской политической жизни. То есть отсутствие у нас артикулированной политики относительно Китая не привело к тому, что Украина исчезла с карты китайских интересов.

И вторая вещь — заинтересованность в Украине. Она в КНР не менее выражена и масштабна, чем у нас. Очевидно, что у Украины есть потенциал инвестиционного эльдорадо. Но мы традиционно (иногда обоснованно, а иногда в силу особенностей национального характера) боимся, что инвестиционный бум выльется в «распродажу Украины» и конец национального суверенитета. Убежден: приход в Украину китайского инвестиционного капитала — дело позитивное. Его не только не надо бояться, но и нужно всячески приветствовать — как фактор, который даст нашей экономике дополнительную стабильность и уверенность в завтрашнем дне.

То же касается и Бразилии, которую я посещал несколько недель назад, Вьетнама, где я был на этой неделе, стран Персидского залива, куда ездил и опять поеду. Да и других точек на карте внешней политики Украины, подтверждающих очевидное: ее горизонты радикально, кардинально расширяются.

Задействовать свой ресурс

Украинский дискурс на тему «ЕС или Россия» поражает многими вещами, но прежде всего — это мышлением на уровне политических «страшилок». «Если мы не вступим в ЕС, нас проглотит Россия», — твердят одни. «Вступите в ЕС — и вас превратят в рапсовое поле для этаноловых нужд», — пугают другие. По моему мнению, Украина несколько великовата и имеет весьма выраженный индивидуальный характер, чтобы ее «глотали» или во что-то превращали.

Следует мыслить более самодостаточно. Мы не голые и не босые, у нас есть, что предложить миру. И мы не настолько малы, чтобы чужой зонт решил все наши проблемы. Если новый мир, в который мы входим, действительно будет миром борьбы за ресурсы, то ресурсами нас природа наделила щедро. В том числе теми, которые будут цениться выше всего, — продовольственными, водными, энергетическими... Вопрос только в том — будут они работать на национальный интерес Украины или сделают ее лакомым куском для других.

С некоторой степенью обобщения, в мире есть три фактора, определяющих силу или слабость нации, — экономика, демография и природные ресурсы. Нация может иметь плохую демографию, но быть сильной за счет инновационной экономики и ресурсов. У нее могут быть экономические проблемы, но она может идти к их решению за счет положительной демографии и ресурсов. Но если, как в случае с Украиной, экономика в течение многих лет оставалась нереформированной, демография — плохой, а ресурсы — неиспользованными, то это означало только одно: необходимы были перемены, причем срочные.

Отсюда — масштабность президентской повестки дня реформ. Отсюда — нежелание тратить время на патовые ситуации в украинском политическом дискурсе.

Для иллюстрации напомню: по оценкам ООН, до 2050 года потребность мира в продовольствии вырастет на 70%. Это означает, что за всемирным обеденным столом ежедневно добавляется 219 тысяч новых ртов. Я бы сказал — это 219 тысяч ежедневных дополнительных аргументов, чтобы Украина не теряла ни дня и мыслила самодостаточно, как международный игрок, у которого, по крайней мере, в одной сфере — продовольственной — есть потенциал действительно глобального влияния.

Стратегическое равновесие

Очевидно, что Украина — это Европа. Она должна ориентироваться на европейские ценности и быть верной своей европейской сути. Так же понятно, что Украина исторически и культурно близка России. Была, есть и будет. Но в условиях, когда современный мир становится все более востоко-центричным, Украина должна смотреть и дальше — на Восток, на Запад, на Юг.

Активизация новых стратегических направлений национальной внешней политики даст нам пространство для дипломатического маневра, инвестиции и партнерство, в котором проблема «двойного дна», возможно, будет не такой острой, как часто бывало на других направлениях. Она даст нам силу, чтобы держать свою линию в отношениях с РФ и не быть в роли просителя с ЕС.

Украине нужен стратегический баланс. Но баланс в более широком смысле, чем «балансирование». Чем больше точек опоры будет иметь украинская внешняя политика за пределами линии ЕС—РФ, тем более стабильной, уверенной она будет.

Это касается как наилучшего, так и наихудшего сценария на последующие годы.

Наилучший — это если оправдается прогноз швейцарского банка Credit Suisse, что в грядущие пять лет суммарный ВВП стран мира вырастет на 50%, до 345 трлн. долл. По мнению банкиров, это произойдет, прежде всего, за счет китайского «экономического чуда» и мощного роста в тихоокеанской Азии, Латинской Америке и Африке.

Наихудший — это если западный финансовый «пузырь» лопнет, со всеми соответствующими последствиями для мировой экономики. В этом случае скорее придут в себя те, у кого есть собственное развитое производство. А это, прежде всего, молодые, энергичные растущие рынки.

Украине нужен не просто противовес к ее традиционной внешнеполитической дихотомии. Ей необходима причастность к глобальной динамике, если та будет положительной, и «страховой полис», если динамика будет негативной. В нынешних условиях ни расплывчатая перспектива членства в ЕС, ни растяжка по линии ЕС—РФ, отдельно взятые, не дадут Украине ни первого, ни второго. Пока Украина существует в ограниченном геополитическом измерении, реализация ее потенциала будет тоже ограниченной. Она будет скорее объектом, чем субъектом. Но чем активнее расширять поле нашей внешней политики за счет других игроков, тем лучше будет для реализации наших приоритетов, в том числе европейских, и тем больше будет вокруг Украины новой динамики.

Осознание этой необходимости — это, по моему мнению, один из очевидных уроков первых двадцати лет независимости. Еще один урок состоит в том, что одного лишь осознания мало. Нужна ангажированная, многоуровневая государственная стратегия. В первую очередь — экономическая, во вторую — политическая. Необходимо единство мысли, риторики и действия. Необходимо понимание, что Украина может иметь европейскую цель, но в условиях новой международной реальности путь к этой цели будет несколько иным, чем у новых стран — членов ЕС. Это будет путь внутренней трансформации по европейским критериям, в стратегическом партнерстве с ЕС и Россией, но и за счет развития отношений с теми регионами мира, где наблюдается положительная динамика развития, живая заинтересованность в сотрудничестве с Украиной и уважение к ее стремлениям.

И последнее: равновесие — это не многовекторность. Оно означает внутреннюю силу и четкое понимание, чего мы хотим — в сочетании со способностью «услышать шаги Провидения в шуме истории». Гюго говорил, что равновесие — это основной закон материального мира, равно как справедливость — основной закон духовного. Украине она необходима — чтобы стать современным европейским государством, развивающимся в унисон с окружающим миром.